Прекрасна и очень несчастна, или Кто кинул маленькую принцессу - Полина Раевская

– Может, он его снял до того, как вынести меня из квартиры. Долго ли? Я сама в кино видела – это дело нескольких минут.

Лара вновь с сомнением покачала головой.

– Ага, а потом положил ключ аккуратно в сумочку, да? Ерунда какая-то.

Не сговариваясь, мы обернулись к Илье, предлагая ему, выступив независимым арбитром, разрешить наш спор.

Он, погруженный в свои мысли, не сразу понял, чего от него хотят, а поняв, только рукой махнул:

– Чего гадать на кофейной гуще? Нужно думать, что дальше делать.

Глава двадцать восьмая

Сплетни маленького городка

Знаете, почему у меня не сложилась личная жизнь и карьера?

Потому что меня никто не любил. Если тебя не любят, нельзя ни репетировать, ни жить.

– Слушай, так что у вас все же с Борисовым? – спросила Лариса, подливая мне вина в бокал. Наивная, она думает, я не раскусила ее хитроумный план: отчаявшись выудить информацию у меня трезвой, решила прибегнуть к старому как мир «развязывателю» языков.

– А что у нас с Борисовым? – я пожала плечами. – Ничего. Ты же знаешь, он уехал по делам в столицу, а оттуда, как я слышала, за границу. Не звонит, не пишет. Да и с чего бы иначе? Мое дело пока заморожено, в его услугах как адвоката я не очень нуждаюсь, жизни моей вроде ничто не угрожает, да и не обязан он меня охранять. Ведь так?

– Да, но… – Лара замялась. – Лен, а что между вами происходит?

– Ты о чем? – я удивленно уставилась на подругу.

Лара махнула рукой и отвернулась, но я успела заметить слезы, блеснувшие на ее ресницах.

– Эй, ну ты чего? – я резко встала и, подойдя к подруге, обняла ее за плечи. – Ларис, ну, правда, нечего рассказывать. Честно. Был момент, когда я по глупости решила, что между нами и впрямь искра пробежала, но… От него уже месяц никаких известий, какая уж тут искра. Так, случайный эпизод в его насыщенной жизни.

– А в твоей?

– Что в моей? – конечно, я прекрасно поняла вопрос, но тянула время, не желая отвечать на него даже себе.

– Лен…

– Ларис, извини, но я правда не готова это обсуждать. Не заставляй меня копаться в этом, очень прошу. В моей жизни все хорошо, ты же знаешь, раны почти затянулись, зуб и волосы я нарастила, выгляжу почти как прежде… Одним словом, все хо-ро-шо!

Решительность в моем голосе возымела свое действие, и Лара отстала, переведя разговор на рабочие темы.

– Что там Антонов? – поинтересовалась она.

Я закатила глаза:

– Ну, Антонов – он такой… Антонов. Ты же знаешь. Все как всегда. Но зато хоть деньги платит. Это ли не главное?

– А как тебе новенькие?

– Да пока, если честно, не разобралась. Вроде ничего, а там видно будет. Как бы то ни было, Лар, но жизнь налаживается. Раны затянулись, а новых я за месяц, представляешь, ни одной еще не получила. Нет, что ни говори, но это Борисов приносил мне несчастья. Сама посуди, стоило ему исчезнуть из моей жизни, и полоса невезения закончилась.

Ничего не ответив, подруга с сомнением покачала головой.

– Хороший все же человек был твой отец, – наверное, в сотый раз за вечер повторил дядя Саша. С каждой выпитой им рюмкой образ отца обретал все большую святость – чувствую, к концу вечера он папеньку и вовсе канонизирует.

Нужно отдать должное тетке Тамаре, которая будучи женщиной суровой традиции чтила, мужа своего покойного не забывала и ежегодно собирала друзей и родственников в день его смерти.

Не скажу, что эти посиделки доставляли мне удовольствие, но долг есть долг.

– За Володьку, – поднял дядя Саша очередной бокал.

– Да хватит уже, – пробурчала мачеха, убирая недопитую бутылку со стола. По крайней мере, пять пар мужских глаз проводили ее пьяными, но по-прежнему «голодными» глазами.

– Хорошая ты женщина, Тамара, – провозгласил дядя Саша, подняв вверх указательный палец, – но злая!

– Ой, да молчал бы уж, – женщина махнула на него пухлой рукой и кораблем проплыла на кухню за горячим.

Дядя Саша подмигнул присутствующим и достал из-под стола припрятанный пузырь. Мужики одобрительно крякнули и потянули к нему свои рюмки.

– А ты чего, девка? – великодушно предложил он мне присоединиться к их компании, но я отрицательно замотала головой.

– Ну, будем, – крякнул Александр Петрович и выпил, по традиции не чокаясь.

Как ни старались мужики провернуть свое дело до возвращения тетки Тамары, та все равно застукала их с поличным.

– Вот ведь черт старый, – проворчала она, впрочем, без особой злобы в голосе, – умудрился-таки стащить бутылку.

– Так ведь за Володьку, Томочка, – заискивающим тоном проговорил папин лучший друг и по совместительству новый муж тетки Тамары, – упокой Господи его душу. Хороший мужик был. Золотой даже, можно сказать.

– Да кобе́ль он был, Володька твой, – спокойно проговорила мачеха, раскладывая куски жирного мяса по тарелкам.

– Да что ты, Тамарочка, – возмутился Александр Петрович, – разве ж можно так о покойнике-то? Кто старое помянет – сама знаешь.

– Знаю, знаю, оттого и не поминаю. А вспомнить есть чего. Одна Валька Паньшина кровушки, помню, у меня попила. Ой, попила.

– Тш-ш-ш, – цыкнул на жену Александр Петрович, стрельнув глазами в мою сторону, – чего ты при ребенке-то?

– Да какой она ребенок? – расхохоталась тетка Тамарка. – Девица под тридцать лет уже. Вон детина вымахала какая. А все в девках ходит. Небось в папашу своего гулящего пошла, вот и не берет никто. Ты, Ленка, только не обижайся, – добавила она миролюбиво.

Обижаться на тетку Тамарку все равно что питать неприязнь к холодному ветру. В конце концов, это просто явление природы. Такою уж она была.

Кроме того, мне сейчас не до выяснения отношений – иная тема интересовала меня куда сильнее.

– Тетя Тамара, – обратилась я к хозяйке, – а пойдем, посекретничаем? По-девичьи, а?

– Пойдем, – охотно согласилась женщина, – отчего ж не пойти-то?

На кухонном столе, нарядно украшенном праздничной клеенкой, громоздились свидетельства масштабности подготовки к предстоящему ужину – все то, что обычно составляет изнанку любого праздника: банка с рассолом из-под огурцов, огрызки колбасы и сыра, разделочная доска с хлебными крошками, хвостики укропа и петрушки.

Тетка Тамара решительным жестом отодвинула все это «великолепие» в сторону, расчистив небольшой островок на столешнице, вполне достаточный для двух рюмок и тарелки с незамысловатой закуской, которую она предусмотрительно прихватила с собой.

– Ну, давай, Ленка, помянем батю твоего покойного, – проговорила она и, не дожидаясь меня, залпом опрокинула рюмку. Слегка поморщилась, по-мужски крякнула и забросила в рот кусок янтарного сыра, уже успевшего пустить слезу.

Я последовала ее примеру. Жгучая жидкость обожгла горло и пищевод и приятным теплом разлилась по желудку. Алкоголь тут же ударил в голову и ноги, слегка замутив сознание. Но не настолько, чтобы заставить меня забыть о том, зачем мы уединились на кухне.

– Теть Тамар, – обратилась я к женщине, – скажи, а вот ты упоминала Валю Паньшину. Это кто такая?

Женщина быстро зыркнула на меня из-под нахмуренных бровей, повела рукой по собранным в тугой пучок волосам и, подумав немного, произнесла ласковым голосом.

– Лен, да не обращай ты на меня, на дуру старую, внимания, а? Так, брякнула черт-те что, сама не подумав. Да и было это сто лет назад, – мачеха махнула рукой. – А батя твой… Он хороший мужик был, ты не думай! Таким его и запомни! Поняла?

Я кивнула, соглашаясь.

– Да я и не сомневаюсь, – произнесла я с чувством, – только, тетя Тамар, я не ради любопытства интересуюсь. Мне на самом деле важно знать эту историю. Пока не знаю как, но, возможно, она связана с моим делом. Ну, тем самым, из-за которого я в тюрьму могу угодить.

Будучи простой русской бабой, тетка Тамарка тем не менее была начисто лишена такого свойственного всем нашим женщинам качества, как любопытство. Поэтому расспрашивать меня подробнее не стала, а просто, разлив по рюмкам еще водочки, неожиданно спросила:

– У тебя парень-то хоть есть?

Я отрицательно замотала головой.

– Вот и зря, – неодобрительно проворчала мачеха, – ведь пора уже. Чай не девочка. Всех денег ведь все равно не заработаешь, да и не в них счастье. А может, права я, и ты в папку своего пошла? Слабая на передок-то, а? – тетка Тамара обожгла меня грозным взглядом из-под насупленных бровей. – Вот и батя твой такой же любвеобильный был, ни одной юбки не пропускал. Чего вылупилась? – усмехнулась мачеха и залпом осушила еще одну рюмку. – Не веришь? Это он на людях сухой был, а в спальне, ох! – тетка Тамарка махнула рукой. – Огонь, а не мужик! Царствие ему небесное. И вот что удивительно, – тетка Тамара пьяно икнула. Ее язык уже заметно заплетался: – Мог, гаденыш такой, любую уговорить! Если уж Валька Паньшина попалась… Знаешь, какая она была? – тетка Тамара торжествующе усмехнулась, будто гордилась любовными успехами почившего в бозе супруга. – Фифа, фу ты, ну ты. Не нам чета, – женщина презрительно фыркнула. – Все, знаешь ли, свысока смотрела. Конечно, муж – главный инженер завода, автомобиль с личным шофером. И это в те времена! А одевалась она знаешь как?! – мачеха расширила глаза, демонстрируя восхищение нарядами таинственной Вальки Паньшиной. – В общем, – продолжила она свой рассказ, – про таких нынче говорят «гламурная». Тогда-то мы, понятно, и слов таких не знали, но все равно понимали – эта дамочка не нам чета. Да и она сама это понимала. Только знаешь, что я тебе скажу? – мачеха приблизила ко мне лицо, дыша перегаром. – Не в нарядах-то счастье. О как, – она откинулась на стуле и назидательно подняла вверх указательный палец. Правда, чуть не свалилась при этом, лишь чудом удержав равновесие. – Видать, мужик-то ей попался хоть и умный, – презрительно усмехнувшись, добавила она, – да хлипковатый в постели-то. Раз уж она на моего Володьку запала. Как уж там у них сладилось, я не знаю. Вроде как он у них водопровод починял. У папки твоего руки-то золотые были, вот и подрабатывал временами по соседям. Оно, понимаешь ли, жэковский слесарь пьющий был, да и не дозовешься его, а Вовка тот завсегда радый помочь. А отчего бы и не помочь? – вопросила тетка Тамара. – Тем более что никто его без благодарности не отпускал: кто рюмку нальет, кто рубль даст, кто еще как спасибо скажет, – женщина усмехнулась. – Вот Валька-то Паньшина из тех как раз, кто спасибо ему и сказала. Да и не один раз, видать. Да-а-а, – протянула она и замолчала.